Русские – народ-творец. В серых буднях и неустроенности быта мы находим яркие краски и дорисовываем мир, делая его идеальным – хотя бы ненадолго. Самые талантливые из нас становятся инструментом в руках Господа, пропуская через себя Его свет и создавая картины, музыку, тексты. Пусть они не похожи на нашу повседневность – но в них есть обещание и надежда на Прощение, на Божию милость.
Тот образ Масленицы, который сложился у русских за последние 100-150 лет, во многом похож на такой идеальный мир. Почему именно этот праздник, берущий истоки в глубокой древности, вызывает такую особенную радость, смешанную со светлой грустью? Масленица – яркий пример того, как дохристианская традиция приняла Православие. И наоборот – Православие приняло праздник, сделав Сырную седмицу не просто частью литургического годового цикла, а важным этапом подготовки к Великому посту. Избыточность, насыщенность Масленичной недели сменяется долгими неделями воздержания и аскетизма. А радость телесная и душевная сменяется ожиданием радости духовной, дарованной нам на Пасху.
ЖИВОПИСЬ
Одним из таких художников, обладающих даром обращать обыденность в праздник, был Борис Кустодиев (1878-1927). Картины этого великого русского живописца невозможно спутать с чужими – настолько они насыщены яркими красками, пропитаны почти осязаемым движением, эмоциями, наслаждением земной жизнью. Его ярмарки, гулянья, зарисовки из народного быта запомнились потомкам больше, чем многочисленные портреты. Хотя и среди них есть шедевры – знаменитый лик Николая II на фоне золотых маковок и башен Кремля, монументальный Федор Шаляпин, возвышающийся над праздничной улицей. В них угадывается Масленица – образ, к которому Кустодиев раз за разом возвращался всю свою жизнь.
Судьба художника трагична – в 30 лет у него началась тяжелая болезнь спины, он перенес несколько операций, паралич ног, и последние годы был прикован к постели. Среди множества набросков и этюдов Масленичных торжеств выделяются три полотна – 1916, 1919 и 1920 годов. Все они написаны по памяти, в лежачем положении, превозмогая боль, с большими перерывами на отдых. На каждой – неизменные тройки, купола храмов, белоснежные деревья в пушистом инее, веселящаяся детвора.
Работы Кустодиева исполнены какого-то беззаветного восторга, они чем-то напоминают детский взгляд на мир – вроде того, каким делится со своими читателями Иван Шмелев. Художник искренне удивлялся, что его называют реалистом – он честно признавался, что рисует свою, воображаемую реальность. Но русский человек именно так и видит все окружающее в минуты одухотворенности, поэтому Кустодиев так близок многим из нас.
Интересно сравнить картины русской Масленицы с их западноевропейскими аналогами. Ряд полотен на тему народных гуляний, предшествующих Великому посту, был написан в Европе во времена позднего Средневековья. Пожалуй, самое известное из них – «Битва Масленицы и Поста» (1559) Питера Брейгеля Старшего. Перевод названия на русский не совсем корректный – в оригинале речь идет, конечно, о Карнавале, празднике, близком по смыслу Масленице, но неумолимо ушедшем в каком-то ином направлении.
Чтобы увидеть разницу между ними, достаточно взглянуть на полотно нидерландца. Вместо простора и ярких красок – мрачное ограниченное пространство средневековой городской площади. Вместо счастливых лиц – уродливые физиономии. Саму битву олицетворяет противостояние толстяка на винной бочке и изможденного монаха с ульем на голове и крестиком на лбу (намек на «Пепельную среду»). За каждым из дуэлянтов – процессия приспешников. Бытует мнение, что Брейгель имел в виду спор между католиками и не соблюдавшими пост протестантами.
Понятно, что русский и западный художники писали свои работы в совершенно разных жанрах и в разное время, но уж слишком отличаются по атмосфере эти две картины. Последователь Босха, абсурдист и сатирик Брейгель лично мог наблюдать ужасы Реформации, когда инквизиторы умерщвляли целые поселения. Но и Кустодиев жил в непростое время – на его глазах рушилась Империя, ломался старый уклад, уничтожалась Традиция. Однако он оставил нам в наследство совершенно другой – чистый и светлый взгляд на мир.
СНЕГУРОЧКА
Ярчайший пример того, как Масленица повлияла на огромный пласт русской культуры – это, как ни странно, образ Снегурочки. Впервые он был представлен широкой публике собирателем народного фольклора Александром Афанасьевым в своей фундаментальной работе «Поэтические воззрения славян на природу» (1869). Несмотря на скептическое отношение к этой книге профессиональных фольклористов, она вдохновляла не один десяток творческих личностей того времени. Ходит легенда, что юный Сергей Есенин в голодное время отдал за заветный трехтомник мешок соли. Также перу Афанасьева принадлежит знаменитый сборник «Народные русские сказки».
Ко всем работам Афанасьева справедливо будет применить высказанную выше мысль. Автор не описывает реальность, он входит в резонанс с известными ему фактами, образами, словами – и дополняет их своим воображением, являясь со-творцом новой реальности. С научной точки зрения – это провал, с творческой – победа и смысл жизни.
Точно так же действовал и драматург Александр Островский, которому образ афанасьевской Снегурочки навеял свою интерпретацию. В 1873 году вместе с великим композитором Петром Чайковским он за считанные недели пишет «Весеннюю сказку» (или просто «Снегурочку»), где в центре сюжета оказывается праздник Масленицы. Оба автора невероятно воодушевлены, музыкальный спектакль идет на сцене Большого театра, но, к сожалению, недолго. К слову, Масленица вновь возникает в творчестве Петра Ильича спустя всего пару лет – так называется «февральская» пьеса его цикла «Времена года».
Новую жизнь «Снегурочка» обретает в опере композитора Николая Римского-Корсакова в 1881 году. Эта версия, впервые поставленная на сцене Мариинского театра, имела ошеломительный успех – и до сих пор ставится на российских подмостках. Неудивительно – ведь Римский-Корсаков сам увлекался собиранием фольклора, и в основу музыки оперы легли именно масленичные народные напевы. В том же году совершенно независимо художник Виктор Васнецов по просьбе мецената Саввы Мамонтова сделал декорации и эскизы костюмов для домашней постановки «Снегурочки». Русский живописец настолько вдохновился этим образом, что в 1899 году написал свою одноименную картину, которую можно увидеть в Третьяковской галерее.
«Ожившая» Снегурочка стала символом Рождества. В нее наряжались дети на дореволюционных торжествах, появилась посвященная ей елочная игрушка. В связи с гонениями на Церковь произошла подмена Рождественских праздников светским Новым годом, а Снегурочка превратилась во внучку Деда Мороза. Тем не менее, ее светлый образ нашел новое воплощение – в кинематографе. В 1952 году выходит классическая мультипликационная опера Ивана Иванова-Вано, а в 1968-м, спустя век после «рождения» Снегурочки – одноименный фильм-сказка Павла Кадочникова. И там, и там особенно запоминающимися кадрами становятся сцены празднования Масленицы.
Нельзя не упомянуть и о самом, пожалуй, известном из современных воплощений на экране Масленичных гуляний. Речь о «Сибирском цирюльнике» Никиты Михалкова, номинированном в 1998 году на «Оскар» и удостоенного Государственной премии РФ. Сложно судить объективно о художественных достоинствах этой и других поздних работ режиссера – для кого-то они являются символом пошлости, кто-то корит мэтра за несоответствие затраченных бюджетов и результата; кто-то, напротив, позитивно отмечает его патриотический настрой и внимание к истории России. Так или иначе, сцена приключений на Масленице русского генерала (Алексей Петренко) и американской обольстительницы (Джулия Ормонд) врезается в память – то ли до боли знакомыми последствиями употребления алкоголя, то ли масштабным пиротехническим шоу и массовкой.
ЛИТЕРАТУРА
Какой русский не любит медленного, вдумчивого чтения? О визуальном и музыкальном воплощении Масленицы мы упомянули, но главным для нас видом искусств все же остается литература – ведь только она позволяет включить воображение, не отвлекаясь на чужие интерпретации.
Среди множества упоминаний Сырной недели в текстах русских писателей самым ярким было и остается»Лето Господне» Ивана Шмелева, во многом автобиографический экскурс писателя по патриархальной жизни утерянной после революции России. В этом глубоко христианском, проникнутом нежностью и ностальгией по традиционным устоям русского общества романе, Масленица описана именно как часть церковного года, преддверие Великого поста. Ощущения детского возраста, описанные Шмелевым, позволяют передать пусть несколько наивные, но ценные своей незамутненной искренностью воспоминания.
Совсем другой подход у мастера короткого жанра Антона Чехова. Острота взгляда и неизменная ирония, подчас горькая, иногда доходящая до самобичевания – но при этом такой же подчеркнуто русский православный взгляд на мир. Над миниатюрами «О бренности», «Глупый француз», «Блины» можно хохотать всякий раз – но это смех сквозь слезы.
Особняком стоит рассказ Ивана Бунина «Чистый понедельник». Типичный бунинский герой, то обуянный страстями, то кроткий и тонко чувствующий, чем-то напоминает Митю Карамазова. Он готов все бросить на алтарь любви к женщине, предаваться кутежам и сорить деньгами, но финальная часть произведения повергает в трепет. Возникает даже впечатление, что автор описывает не отношения мужчины и женщины, а две стороны личности русского человека, мятущегося между своим духовным и телесным началом. Ключевые события рассказа происходят на Масленичной неделе, а его парадоксальная кульминация – в первый день Поста, или Чистый понедельник.
ПРОЩЕНОЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ
В наступившем XXI веке Масленица стала не просто поводом насладиться яствами и погрузиться в хоровод развлечений. Сегодня это еще и повод встретиться с теми, кого давно не видел, побыть вместе, прикоснуться друг к другу – и попросить прощения. С развитием интернета и мобильных устройств мы незаметно стали утрачивать материальный мир, созданный для нас Богом. Виртуальная реальность захватывает все большую часть нашего внимания. Переписка в соцсетях и мессенджерах из удобной функции превратилась для многих в непреодолимый барьер. Когда, как не в последние выходные перед Великим постом, устроить встречу с родными и близкими, поддержать, обнять, посмотреть друг другу в глаза?
Прощеное Воскресенье замыкает круг и начинает новый. Через долгих шесть недель наступает Страстная Седмица, апогей молитвенного состояния, в котором торжественная скорбь постепенно уступает место предвкушению неописуемой радости. А дальше – ликование Светлого Христова Воскресения — главного празднества Православия, торжества Духа и Веры, которого с великой надеждой ждут русские православные люди.
источник: http://tsargrad.tv/article/2016/03/12/obraz-maslenicy-v-russkoj-kulture